[03.11.2016] Бесовское наваждение

Новое творение Николая Досталя и Юрия Арабова оказалось столь искусно скроено, что сбило с толку даже православных, воцерковленных людей. Мои знакомые, посмотревшие фильм, приходили в смущение и недоумение. Картина вроде бы и православная, но дух ее явно неправославный.

«До начала съемок дал почитать сценарий многим представителям Церкви. Уже готовый фильм показал совершенно разным людям, среди которых, скажем, отец Тихон Шевкунов, протоиерей Всеволод Чаплин и протодиакон Андрей Кураев. Взгляды их разнятся, но, к моей радости, в целом они восприняли картину позитивно», - рассказал Досталь в интервью «Известиям».

Там же он сообщил, что у главного героя кинокартины два прототипа.

Насельник Нило-Сорской пустыни Иван Семенович Шапошников: «Это подвижник первой половины XIX века, несший послушание в этом монастыре и работавший там на кухне. Моего героя зовут Иван, Семенов сын». 

И святитель Иоанн, архиепископ Новгородский: «А посетив Великий Новогород, я узнал об Иоанне Новгородском, святом XII столетия. Однажды он молитвой поймал беса в рукомойнике... Бес взмолился: отпусти! "Отпущу, — сказал Иоанн, — если ты меня донесешь в одну ночь в Иерусалим ко Гробу Господню". Бес так и сделал, а потом стал мстить: подбрасывать святому в келию женские вещи — будто он греховодник. Братия монастырская соблазнилась, посадила Иоанна на плот и пустила по реке: дескать, плыви от нас подальше. Но плот поплыл против течения, доказав невиновность подвижника.

И вот я стал думать, кому бы предложить написать сценарий на основе этих двух жизнеописаний. Кто бы смог передать драматургически всю эту гоголевскую чертовню? Я решил, что никто, кроме Юрия Арабова, с которым я уже работал над "Завещанием Ленина"».

Досталь уточнил, что конкретное имя монаха создатели картины не называют, так как фильм не экранизация жития святителя Иоанна Новгородского: «Мы называем его "монах Иван"».По его словам, фильм уже видели представители Русской Православной Церкви и никаких серьезных замечаний у них не возникло. Досталь заявил, что ему хотелось бы, чтобы фильм посмотрела молодежь, так как «им дальше жить».

По словам режиссера, этот фильм о борьбе человека с бесами: «Говорить о серьезном надо с улыбкой, иронией. Даже в отношении такой сложной и вечной темы, как борьба с бесами, сидящими в каждом из нас. А борьба эта перманентна. "Монах и бес" существует на стыке сказки, житийной и фантастической истории. Но то, к чему я стремился, — это трагикомедия. Хотя для прокатчиков слово «трагедия», даже и в сочетании с "комедией", — что-то невероятное и недопустимое».

Обозреватель «Российской газеты» отмечает характерную особенность режиссуры Досталя:«Еще одна примета авторского почерка режиссера - интонация, присущая только ему, когда речь заходит о российской глубинке. Эта интонация сардоническая, но с явным лубочным привкусом; такая абсурдистская сатира с креном в гротеск, анекдот и клоунаду».

Сам режиссер, отвечая на вопрос «Правмира»: «Если бы вам предложили стать святым ценой таких страданий, какие перенес герой вашего фильма, что бы вы ответили?», по всей видимости, не понимает, что вопрос спасения не предмет для шуточек: «Это из области фентези. Надо, наверное, с детства идти по этой дорожке, а когда уже столько лет, тут уже до святости какой-то далеко. Лишь бы в самый жуткий ад не попасть. Уж где-нибудь на маленькой сковородке, чтобы не на большой».

Возможно, Досталю и в самом деле все равно, на какой сковороде – большой или маленькой – он будет жариться в аду, но ему следовало бы учесть, что адские муки непереносимы, они настолько превосходят земные мучения, что человеческий разум даже не способен осознать всю их остроту, и в данном случае совершенно неважно, если они, как считают некоторые авторы «Русской народной линии», не будут длиться вечность.

В комментарии Досталя выражено насмешливое, ерническое отношение к сакральному, которое в последние годы характерно для некоторых деятелей культуры. Этим, вероятно, объясняется небрежность создателей фильма «Монах и бес». Режиссер утверждает, что картина не является экранизацией жития святителя Иоанна Новгородского, однако в то же время он рассказал, что при создании картины ориентировался на это житие. В фильм вошло несколько житийных эпизодов: полет в Иерусалим, бесовская месть святителю и движение плота против течения реки. Авторы картины при экранизации этих событий пошли на серьезную подмену. Из жития ясно, что бес стыдился того, что отвез святителя в Иерусалим. Это было проявлением его повиновения святому: «Уходя от святителя, бес умолял его не говорить никому, как он служил ему, как был связан клятвой, как повиновался он, словно пленник». В фильме же этот полет представлен бессмысленным вояжем, в ходе которого монах занимается лечением захворавшего беса.

Если верить Досталю, в фильме показана борьба монаха с бесом. В действительности же в нем изображено странное действо, больше похожее на классическую «борьбу нанайских мальчиков». В картине нет и следов той борьбы, которая так замечательно выпукло описана в житии Антония Великого. Сценарист Арабов, похоже, не извлек из житийного материала два важных, душеспасительных урока, необходимых для успешной борьбы с нечистой силой. Борющийся должен стяжать дар различения духов и осознать бессилие бесов перед молитвой, постом и духовным подвигом. Взаимоотношения главных персонажей фильма «Монах и бес» напоминают не борьбу, а скорее безобидное выяснение отношений между близкими людьми.

Эпизод с плотом, плывущим против течения, также обессмыслен создателями фильма. Согласно житию святителя Иоанна Новгородского, это чудо было призвано привести к покаянию людей, надругавшихся над подвижником: «Видя такое чудо, люди ужаснулись; позабыв о злобе, они разрывали свои одежды и с плачем говорили:

– Согрешили мы и неправедное дело сотворили, ибо мы, овцы, осудили невинно тебя, нашего пастыря.

Идя по берегу, они молили святителя, чтобы он простил их прегрешения и возвратился на свой престол». В фильме чудо превращено в фокус, поражающий воображение, но вряд ли способный вызвать покаянное чувство.

В интервью «Правмиру» Досталь говорит: «Мы же не снимаем картину о святом. Я бы никогда не стал снимать просто про святого, про человека, который совершает чудеса. У нас же Иоанн Семенов не святой. Он обычный монах, борется всю жизнь, а в конце отдает Богу душу, берет на себя какие-то грехи рода человеческого, но он не святой. Его чудо в том, что он преодолел беса. Он у нас не чудотворец». Вслед за Станиславским осмелюсь воскликнуть: не верю. В фильме представлен одержимый, но отнюдь не спасающийся, борющийся с падшими духами грешник.

Перефразируя известное изречение, можно с полным основанием утверждать, что с духовной точки зрения польза от кинокартины сомнительна, а вред очевиден. Фильм не только душевреден и духовно ядовит, но еще и антиисторичен, что убедительно доказано в блестящей заметке православного публициста Андрея Хвалина «Царь, "монах и бес"».

Признаюсь, я и не ожидал ничего другого от авторов ряда псевдоправославных и антиисторических фильмов.

Александр Тимофеев,
заместитель главного редактора
«Русской народной линии»