[23.03.2024] О приёме апелляций Фанаром от клириков других Православных Церквей

Дают ли 9 и 17 правила Халкидонского собора право Константинопольскому патриархату на прием апелляций от клириков других Православных Церквей?
(Историческая справка)

Последние несколько лет широко обсуждается вопрос, насколько Константинопольский патриархат имеет право (как он сам утверждает) принимать апелляции клириков других поместных Церквей, то есть быть последней апелляционной инстанцией. Безусловно, канонисты нашей Церкви уже не раз ставили эти претензии Константинополя под сомнение, хотя обстоятельный, подробный и всеобъемлющий разбор их еще должен быть написан.

Но пока, не претендуя на полноту изложения, я хотел бы на основе максимально краткого исторического обзора попытаться понять, как и когда это право применялось в истории.

Итак, право епископа Нового Рима-Константинополя на прием апелляций со всего мира возводят к 9 и 17 канонам Халкидонского собора (451 г.) (Правила Св. Вселенского IV Собора, Халкидонского, Каноны или Книга Правил). На этом IV Вселенском соборе фактически был создан Константинопольский патриархат. Его статус и привилегии были оговорены в знаменитом 28-м правиле (Правила Св. Вселенского IV Собора, Халкидонского, Каноны или Книга Правил). Время утвердить эти привилегии уже давно назрело. Преимущества столичной кафедры над другими, даже и над Римом, к тому времени были очевидны всем. Оставалось лишь узаконить их, ибо пока, согласно букве закона, Константинополь оставался простой епископской кафедрой в Гераклейском митрополичьем округе.

Уже Второй Вселенский собор (381 г.) в третьем каноне (Правила Св. Вселенского II Собора, Константинопольского, Каноны или Книга Правил) провозгласил Константинопольскую кафедру второй после Римской, мотивируя это столичным статусом Нового Рима. Однако, этому процессу яростно препятствовали Александрия, стремящаяся сохранить свое второе место в диптихах и Рим, дорожащий своим особым (как он считал) статусом, который повышение Константинополя поставило бы под вопрос. Также роста значимости и влияния столичной кафедры не желали древние Асийские кафедры (Эфес, Смирна, Пергам и др.), дорожащие своими старинными привилегиями и не желавшие лишиться их. Все это вылилось в драматические и трагические события на Втором Вселенском Соборе в Константинополе (381 г.), и на двух Эфесских соборах – Третьем Вселенском (431 г.) и Разбойничьем (449 г.). Но тем не менее, неизбежное не удалось предотвратить, и отцы Четвертого Вселенского собора в Халкидоне утвердили права столичной кафедры, приняв 28 канон, отводивший ей огромную территорию.

К юрисдикции Константинополя были отнесены три больших диоцеза – Понт, Асия и Фракия. На их территориях архиерей имперской столицы имел право вето при выборе митрополитов и председательствовал на их хиротониях (но не епископов, что специально оговаривалось: их хиротонии возглавляли местные митрополиты).

В числе двадцати семи дисциплинарных канонов, принятых на седьмой сессии Собора, каноны 9 и 17 предоставляли епископу Константинопольскому право принимать апелляции от клириков, недовольных решением своих митрополитов. Но это право не выглядело пока очень твердым и, по всей видимости, распространялось лишь на территории трех диоцезов: Понта, Фракии и Асии. Недовольные клирики получали право выбора, кому подать апелляцию «экзарху диоцеза» т. е. епископу главного города диоцеза (города, где находилась резиденция римского перфекта), или столичному епископу. 28-й канон проясняет ситуацию в этих трех диоцезах, устанавливая и четко оговаривая юрисдикцию Константинополя над ними.

Однако со временем право на апелляцию, определенное в 9-м и 17-м канонах, начинает интерпретироваться как относящееся не только к вышеупомянутым трем диоцезам (откуда теперь исчезают «экзархи»), но и повсюду, как право Константинополя на рассмотрение апелляций по решению других патриархов (которых теперь иногда называют «экзархами»)».

Почему это происходит? Константинопольский патриарх (в VI в. его начинают называть «Вселенским»: «Вселенная» («Экумени») – синоним Империи, т. е., Вселенский значит Всеимперский) является вторым по значимости лицом в Империи после самого императора. Понятно, что в столицу часто приезжают жалобщики с мест, в надежде добиться справедливости от императорского суда. Точно также и провинциальные клирики, недовольные суждением своих епископов, митрополитов или даже патриархов, надеются, что патриарх сможет их услышать. Таким образом, патриарх превращается в высшую апелляционную инстанцию явочным порядком, в силу своего высокого положения в Империи и близости к императору. Когда территории древних восточных патриархатов (Александрия, Антиохия, Иерусалим) попадают под власть арабского мусульманского халифата, апелляционное право Вселенского патриарха вновь ограничивается территорией отведенных ему диоцезов, плюс Балканский полуостров и юг Италии, вошедшие в его юрисдикцию при императорах-иконоборцах. То есть, апелляции, как правило, подаются только от клириков, служащих в пределах имперских границ.

После турецких завоеваний и падения Константинополя (1453 г.) весь православный восток вновь оказывается в одном государстве – Османской империи. Согласно мусульманскому закону, все христиане составляли единый народ (миллет). Никакие конфессиональные, языковые или национальные различия во внимание не принимались. Христианам, завоеванным исламом, дозволялось сохранять частичное самоуправление во всех тех случаях, в каких затрагивались их внутренние дела. Подобного рода вопросы должно было разрешать в согласии с правилами религии по единоличному решению патриарха, который, таким образом, сделался своего рода христианским халифом, ответственным перед султаном за всех христиан. Так Патриархат оказался наделенным огромной властью, как гражданской, так и религиозной, в некоторых аспектах даже превышавшей ту власть, которой он обладал до турецкого завоевания. Юрисдикция Вселенского Патриарха стала практически безграничной, так как она включала верных, проживавших не только на его собственной территории, но и на территории других восточных патриархатов (по каноническому праву равных ему) но и даже инославных христиан, проживавших в Оттоманской империи. То, что Вселенский Патриарх вновь сделался признанной османскими властями высшей апелляционной инстанцией для всех их христианских подданных, настолько очевидно, что это можно даже и не упоминать.

В течение долгих четырехсот лет «туркократии» Константинопольский патриарх все больше осознавал себя греческим, а православие отождествлял с «эллинизмом». На практике это значило, что Константинопольский патриархат все больше служил интересам греческого народа, а не всего Православия. Славянские Церкви на территории Оттоманской империи подвергались все более и более систематической насильственной эллинизации. Патриархат начал исповедовать «Великую идею» – идею имперской судьбы избранного греческого народа, а избранные народы редко бывают популярными, да и вообще, не слишком вписываются в христианскую жизнь. И поэтому, по мере освобождения от Оттоманского владычество и сербы, болгары, а также и румыны немедленно объявляли об автокефалии своих Церквей, которые затем рано или поздно Фанар вынужден был явочным порядком признавать. Про возможность апелляции у своих еще совсем недавних угнетателей ни славяне, ни румыны очень долго даже не вспоминали.

Единственной православной страной, избежавшей Оттоманского владычества, была Московская Русь, только что вышедшая из-под Монголо-татарского ига в то время, когда Восток подпал под иго турецкое. После отвержения Ферраро-Флорентийского собора (1438-39) Московская митрополия обрела фактическую независимость от Константинополя, хотя и вскоре после его отказа Флорентийской унии, восстановила евхаристическое общение с ним.

Главный вопрос: признавала ли Москва особую власть и особое апелляционное право Константинополя вне его канонической территории? Я не проводил специального исследования, но все те случаи, которые я могу припомнить, были мотивированы политической ситуацией. Это и обращение царя Феодора Иоанновича (фактически, Бориса Годунова) к Патриарху Иеремии II о создании Московского патриархата, это и обращение царя Алексия Михайловича по поводу осуждения патриарха Никона, это и обращение Петра I c просьбой утвердить отмену Патриаршества. Авторы последних двух из этих обращений искали поддержки Константинополя в деле утверждении власти государства над Церковью.

После большевистской революции 1917 г. и начавшихся гонений на Церковь в Фанар за признанием обратился обновленческий синод, пользовавшийся полной поддержкой богоборческой власти. Желая потрафить патриарху Мелетию (Метаксакису), обновленцы написали, что признают за ним не только первенство чести, но и первенство власти. Тот оценил эту лесть и, признав обновленческий синод, обратился к исповеднику Патриарху Тихону с настоятельной рекомендацией уйти в отставку. Тогда же в Фанар начали поступать прошения от неправославных правительств новообразовавшихся государств: Польши, Чехословакии, Балтийских лимитрофов с просьбами признать независимость от Москвы православных Церквей на их территориях. И всюду Константинополь с готовностью шел навстречу, без зазрения совести пользуясь уязвимым положением гонимой и распинаемой на кресте Русской Православной Церкви, без помощи которой (и материальной и политической) он не смог бы выжить бы в долгие столетия туркократии.

После окончания Второй Мировой войны и начала войны холодной ситуация вновь поменялась, и право о направлении апелляций в Константинополь признавалась (хотя бы теоретически) только в этнических границах «греческого мира». Но в негреческих Церквах, в том числе в самой многочисленной Православной Церкви в мире – в Русской Православной Церкви – о возможности направлять апелляции в Константинополь никто даже не вспоминал. Ни Филарет Денисенко, лишенный сана в 1992 г. и анафематствованный в 1997, ни Глеб Якунин, лишенный сана в 1993 г. и отлученный от Церкви в 1997 г., даже и не подумали обращаться в Константинополь, хотя оба и протестовали против наложенных на них прещений.

Апелляции запрещенных в служении и лишенных сана клириков Русской Православной Церкви в Константинополь начались лишь после выдачи им Томоса об автокефалии безблагодатным украинским раскольникам (выданном благодаря настойчивым уговорам и подношениям светских украинских властей вкупе с ясно выраженном пожеланием Госдепа заокеанского Новейшего Рима) и разрыва евхаристического общения с Русской Православной Церковью.

Итак очевидно, что в самих 9 и 17 канонах Халкидонского собора ничего не говорится о праве Константинопольского патриарха принимать апелляции от клириков других патриархатов. Об этом позже начинают говорить только некоторые комментаторы, исходя из правоприменительной практики, действовавшей в определенные периоды в силу сложившихся в них политических реалий. То есть, можно утверждать, что право быть последней и самой высшей апелляционной инстанцией за пределами своей канонической территории, на котором настаивает Константинопольский патриархат, никогда не воспринималось как безусловное, но всегда было политически мотивированным и использовалось как политический инструмент. Более того, в подавляющем большинстве случаев к нему прибегали светские (и часто не православные) власти, желающие использовать далекий Фанар в борьбе против собственных канонических православных Церквей.

А. Л. Дворкин,
профессор ПСТГУ
ТГ-канал Александр Дворкин (ЦРИ)