[07.02.2013] Шабаш голых королей

  Художник Чад Вис занимается переработкой классических произведений живописи

Постмодернизм… Это слово, появившееся относительно недавно, для большинства людей не наполнено никаким конкретным смыслом. Если и не пустой звук, то что-то из области современного искусства, какие-то дурацкие выкрутасы, выверты. И эти выверты мало кого интересуют. Максимум, что можно услышать, – «да ну их! каждый сходит с ума по-своему». А между тем постмодернизм – явление, далеко выходящее за рамки искусства и вполне ощутимо проникшее в нашу повседневную жизнь. Однако ощутить – еще не значит опознать и осознать. Философы, культурологи, искусствоведы, социологи исследуют постмодернизм, пишут труды, защищают диссертации, делают доклады на конференциях и симпозиумах. Но, как правило, подобные работы пишутся достаточно сложным, наукообразным языком, и широкая публика ими не интересуется. Мы же хотим поговорить о постмодернизме не отвлеченно, а конкретно, связав его с тем, что любой из нас может наблюдать своими глазами, с тем, что может коснуться каждого – или уже коснулось. И поговорить безо всякой зауми, чтобы широкому кругу читателей стала понятна и суть постмодернизма, и то, что этому явлению необходимо противостоять, и то, как именно это нужно делать.


«Феррукт»

Когда-то, в середине 1990-х, мы написали статью «Пицца-тройка», в которой обратили внимание на некую новую странность, появившуюся в постсоветской действительности. Тогда мы не употребили слово «постмодернизм», потому что для нас (как и для многих по сей день) этот термин ассоциировался лишь с направлением в современном искусстве. Нам показалось, наиболее точным для описываемой странности будет немецкое слово «феррукт» – «некоторый сдвиг», в переводе на русский.

Не поворот на 180 градусов, но все же ощутимый, наблюдаемый сдвиг, когда чувствуешь: что-то тут не то, не так… Пример «феррукта» мы шутливо продемонстрировали даже в названии: «Пицца-тройка» – вместо общеизвестной идиомы «птица-тройка».

В этом названии отражена еще одна особенность «феррукта» – это сдвиг, демонстрирующий сочетание, казалось бы, не сочетаемого. Иногда такое сочетание выглядит просто нелепо, абсурдно (причем тут пицца вкупе с тройкой лошадей?), а иногда – как-то вызывающе противоестественно. Это не просто эклектика, а то, что предполагает сшибку, антагонизм, несовместимость. Но вместо сшибки нам демонстрируют альянс. Помнится, в статье мы привели в качестве примера юную поэтессу, которая проникновенно читала лирическую поэму о переживаниях, посетивших ее в… гинекологическом кресле. А еще рассказали о телепередаче, в которой интеллигентный ведущий представил зрителям двух женщин, типичных советских учительниц, и вел с ними спокойную, интеллигентную беседу, расспрашивая об их образе жизни, чувствах, настроениях. На что они обстоятельно, а главное – чистосердечно – отвечали. «Феррукт» в беседе этого интеллигентного трио состоял в том, что женщины были лесбиянками. И именно об этой особенности их личной жизни с таким невозмутимым спокойствием беседовал с ними ведущий.

Сейчас, по прошествии почти двух десятков лет, многие молодые люди, наверное, даже не поймут, где мы усмотрели сдвиг в приведенных примерах. Юные поэтессы теперь и не такое отмачивают, а лесбиянками на телеэкране, в том числе и интеллигентного вида, и вовсе никого не удивишь. Но недоумение молодых читателей как раз и подтвердит то, с чего мы начали нашу статью: постмодернизм уже основательно угнездился в повседневной жизни. Тогда же это были еще редкие вкрапления, и они с непривычки вызывали, как теперь выражаются, «культурный шок».


Вавилонское  месиво

Пожалуй, настала пора обозначить основные положения постмодернизма. Ведь и мы уже понимаем, что это не просто некий частный «феррукт», а целая мировоззренческая система, претендующая на радикальное изменение картины мира и, соответственно, заслуживающая основательного и системного рассмотрения. Желающих ознакомиться с первоисточниками мы отсылаем к трудам философов постмодернизма: Р. Барта, Ж. Лакана, Ж. Бодрийяра, Ж. Делеза, Ж. Дерриды, Ф. Гваттари, Ж.-Ф. Лиотара, М.Фуко и других. Тем же, кто не имеет возможности уделить этой теме достаточно большое количество своего времени, настоятельно рекомендуем культурологическую статью известного православного публициста В.П. Семенко «"Ситуация постмодерна" и деконструкция культуры. Краткий очерк философии постмодернизма». Автор постарался более-менее отчетливо изложить суть этой часто намеренно запутанной и усложненной системы. Мы же попробуем описать явление постмодернизма еще проще и лаконичней, выделив, на наш взгляд, самое основное и определяющее.

«Два главных, так сказать, метафизических врага постмодерна, – пишет Семенко, – традиционная классическая культура как таковая, со всеми ее "формами" (а также содержанием), и история».

Итак, постмодернизм отказывается от традиционного понимания истории как закономерной непрерывности. Это полный разрыв с традицией. «Нить традиции оборвана, – провозглашает философ и политолог Ханна Арендт, – и мы не будем в состоянии восстановить ее. Что утрачено, так это непрерывность прошлого. То, с чем мы оставлены, – все то же прошлое, но прошлое фрагментированное». Более того, постмодернисты уверяют, что в истории нет никакого смысла, никакой логики и даже никакого осмысленного движения. Иначе говоря, это разрозненные фрагменты, и пытаться составить по ним какую-то общую картину тоже бессмысленно.

Сразу хотим обратить внимание читателей на шизофреническое искривление логики или шулерскую подтасовку (как кому больше нравится). Во-первых, устройство нормальной человеческой памяти таково, что она не удерживает в полном объеме – день за днем, минута за минутой – всего, что происходило в жизни.

Как правило, мы хорошо помним отдельные, наиболее яркие, наиболее значимые для нас эпизоды, но общая канва – «ткань повествования» – тоже сохраняется в нашей памяти. Лишь воспоминания раннего детства высвечиваются отдельными вспышками и без дополнительных объяснений со стороны взрослых не связываются в общую картину. Но это – следствие недостаточной осмысленности ребенка. Став постарше, он с какого-то момента обретает способность помнить свою жизнь уже гораздо более связно, в хронологической последовательности.

А во-вторых (и это очень важно!), из фрагментарности наших воспоминаний вовсе не следует вывод о бессмысленности. Смысл есть всегда. Прежде всего, объективный – Божественный замысел о каждом конкретном человеке, народе, человечестве в целом (то есть смысл истории). Кто-то в это не верит, и приказать верить ему нельзя – так он осуществляет свое право, свою свободу воли. Кто-то этого не отвергает, но и не интересуется этим, живет, особо не вникая. Но Божественный смысл не отменяется ни тем, ни другим, потому что он придан извне, и придал его Тот, Кто заведомо мудрей и могущественней даже самого мудрого и сильного, самого гениального человека.

А бывает смысл субъективный – человеческое мудрование, измышления, философия. Этого может быть сколь угодно много. Одни всерьез считали, что смысл истории содержится в лозунге-императиве «Шерше ля фам!». Дескать, женщины, пользуясь своими чарами, хитростью и склонностью к интригам, вертят правителями, как хотят, – а значит, и подданными этих правителей.

Другие говорили о производительных силах и производственных отношениях, третьи – о деньгах как мериле всех вещей (вспомните хотя бы выходную арию Мефистофеля «Люди гибнут за металл»). А нигилисты с важным видом изрекали, что и в жизни отдельного человека, и в жизни всего человечества нет никакого смысла. И в утверждении бессмысленности бытия видели, как это ни парадоксально, великий смысл. Иначе разве стали бы они так пропагандировать эту, с позволения сказать, философию?

Постмодернистские уверения, что в истории и в культуре нет никакого смысла, конечно, бредовые и, по сути, выеденного яйца не стоят. Но когда этот бред берут на вооружение политики, когда через СМИ и даже через школьные учебники он транслируется в массы и овладевает не очень крепкими умами, это наносит серьезный вред как отдельной личности, так и всему обществу. История народа включает в себя не только события национального масштаба, но и личную историю каждого человека. И их взаимное влияние друг на друга чрезвычайно велико. Поэтому обессмысливание мировой истории неизбежно обессмысливает жизнь людей. А если смысла нет, то возможны любые комбинации, любые варианты. На чем, собственно, и основан постмодернизм. Сочетание не сочетаемого, смешение «верха» и «низа», допущение того, что с позиций традиционных понятий о нравственности, о добре и зле недопустимо. Именно это вавилонское месиво и есть главная особенность постмодерна. Особенность, которая вызывает у человека с неповрежденным сознанием оторопь.


Любовная страсть… к шоколаду

Красота или уродство? Показ дизайнера Leandro Cano

Легкая газовая юбка, сквозь которую просвечивают ноги, обутые в тяжелые, неуклюжие солдатские ботинки… Еще недавно так могла бы одеться только городская сумасшедшая. Теперь же это чуть ли не «высокая мода» (хотя «высокая мода» еще безумнее!). Но разнообразие вариантов в постмодернизме не ограничивается контрастностью. В конце концов, в этом тоже можно усмотреть некую закономерность, некий смысл. А должна быть бесконечная перетасовка каких угодно элементов, должны быть самые причудливые сочетания. В этой постмодернистской «игре в бисер» дозволяется все, кроме одного – создания целостного образа, целостной концепции, цельного мироощущения. Сами постмодернисты (например, Ж.-Ф. Лиотар) выражались еще определеннее, декларируя, что постмодернистская философия объявляет целому, целостности войну.

Отсюда и разрушение системного, фундаментального образования, эклектичность школьных программ, когда грубо попираются законы возрастной психологии и основные принципы дидактики, о которых специалисты, пишущие учебники, не могут не знать, потому что их проходят во всех педагогических вузах.

Когда такие программы только появились, еще можно было предположить, что они – плод вопиющего невежества. Но сейчас, когда «инновационных программ» уже пруд пруди и все они страдают откровенной фрагментарностью, а порой и демонстративным отсутствием логики, граничащим с абсурдом, при всем желании трудно не заподозрить умысел.

И что характерно: по этим программам сложнее всего учиться умным, развитым детям. Сколько родителей за последние годы приходили в недоумение! «Что случилось? – думали они. – До школы ребенок все схватывал на лету, а начал учиться – и как будто отупел. Сидит за уроками чуть ли не до ночи, а ничего не успевает. Куда подевались его способности?»

А на самом деле все закономерно. Только это печальная закономерность: именно детям с высоким интеллектом учиться по таким постмодернистским программам особенно трудно, потому что у них рано формируется потребность во всем искать смысл. А тут смысла нет, и ребенок теряется, невротизируется, впадает в состояние ступора, поскольку механически заучивать, не улавливая внутренней логики материала, умному ребенку претит.

Это легко делать, когда не вникаешь в суть, скользишь по поверхности. А он не таков. Но поскольку несчастный ребенок не может себе представить, что его сознание намеренно разрушают, он теряет уверенность в себе, считает, что по своей тупости просто не понимает смысла задания.

Очень ярко прослеживаются постмодернистские тенденции в рекламных роликах. Нам показывают женщину с выражением горя и отчаяния на лице. Всплеск рук, страдальческий выкрик. Такое впечатление, что с ее мужем или ребенком случилось нечто ужасное. Но нет! Это просто пятно на рубашке, и бодрый голос диктора сообщает, что его легко устранить порошком определенной марки. Вы спросите: почему это пример постмодернизма? А потому, что здесь тоже отсутствует целостность образа. Да, в жизни встречаются махровые истерички, которые на любую ерунду могут реагировать как на великую трагедию. Но ведь реклама рассчитана не на них, а на нормальных женщин, каковых большинство.

Вот если бы то же самое было преподнесено шутливо, с юмором, это был бы не постмодернизм, а просто пародия. Или без юмора, но с соответствующими комментариями профессора, читающего лекцию будущим медикам-психиатрам, – в качестве учебно-иллюстративного материала. Хотя опять-таки мог бы возникнуть вопрос, причем здесь реклама порошка, ведь целью пародии было бы высмеять экзальтированное поведение, целью учебного фильма – показать характерную истерическую реакцию, а никак не продвижение товара.

А вот другая женщина. Она лежит с закрытыми глазами, у нее взволнованно вздымается грудь. Она изнемогает от любовной истомы, что еще больше подчеркивает ее голос, исходящий как бы из самых глубин женского нутра. Зритель, естественно, ждет появления объекта страсти. И он появляется. Его зовут… шоколад «Дав». И опять-таки в этом несоответствии нет ни юмора, ни дидактики. Это некая новая постмодернистская реальность, сочетание не сочетаемого, нарочитая эклектика, грубое несоответствие эмоции и вызвавшего ее объекта, а в результате –обессмысливание человеческих чувств и переживаний.


Эксперт по кошачьим хвостам

 Рисунок кошки, на котором психолог – участник лесбийского шоу увидела фаллический символИли вспомним скандальную судебную историю, произошедшую в Москве в 2011 году. Отец был обвинен в педофилии по отношению к своей шестилетней дочери. Одним из главных доказательств обвинения послужила экспертиза психолога из центра «Озон», созданного для оказания помощи детям, пострадавшим от насилия. Посмотрев рисунки ребенка, психолог сочла, что хвост кошки, которую изобразила девочка, напоминает фаллос. И сделала соответствующие выводы по поводу сексуальных домогательств со стороны отца. Отца посадили на 5 лет (изначально хотели на 13). Не спешите с вопросом: причем тут постмодернизм? Это еще не все, что мы хотели рассказать. Постмодернистским является портрет эксперта. Как в буквальном, так и в более широком смысле слова.

Начнем со второго. Специалист по трактовке детских рисунков имела довольно своеобразное для детского психолога хобби: она участвовала в садо-мазохистских шоу лесбийского толка. Фотографии, свидетельствовавшие о ее специфических интересах, были выставлены в интернете, и ознакомиться с ними не составляет труда. В реальности, далекой от постмодернизма, такие шоу запрещены, а подпольное участие в них карается законом.

В нашей нынешней жизни постмодернизм уже отвоевал немалые позиции, но всё же не настолько, чтобы после обнародования фотографий психолог осталась на своем месте. Ей пришлось из центра «Озон» уйти, хотя директор и «группа поддержки», в полном соответствии с духом постмодерна, недоумевали по поводу претензий, которые предъявляются сотруднице. Кому какое дело, чем она занимается в свободное от работы время? Ее личная жизнь никого не касается. Она же не на работе размахивает плеткой и предается любовным утехам с товарками по клубу!

На Западе такая бредовая (она же постмодернистская) логика уже нормативна, и те редкие герои, которые осмелятся против нее восстать, незамедлительно получат суровый отпор. Поэтому в детских учреждениях, а также в ювенальных службах специалистов, подобных эксперту по кошачьим хвостам, пруд пруди. И многие люди настолько прониклись постмодернистским духом, что уже не видят в переходе границы добра и зла ничего особенного. Допустимы самые дикие, самые аморальные и даже инфернальные «сцепки» (например, извращенцы, работающие с детьми).

Примечательно и то, что внешность – портрет в буквальном смысле слова – детского психолога, а по совместительству участницы садо-мазохистских шоу в лесбийском клубе, не соответствует ни ее профессии, ни хобби. Это скорее облик молодой колхозницы, доярки с советского агитплаката. Круглое простодушное лицо, на котором нет никаких следов порока; как, впрочем, нет и характерного для психолога проницательного взгляда. Такая фантасмагорическая помесь, при которой даже внешность будто взята от другого человека, и есть классический (если уместно такое определение) постмодернизм.

Возможно все, любой набор, никаких жестких скреп, сплошная модульность. Этакое «Лего», из элементов которого ты можешь сконструировать что угодно. Чем нелепее, тем лучше.

Люди пишущие знают: в процессе написания нередко и для себя уясняешь что-то, чего раньше не понимал. Во всяком случае, с нами это происходит почти всегда. Вот и сейчас наконец-то стало понятно, что нас так коробило в сентенциях, которыми пестрят всякие псевдопрофилактические программы: «Наркоманом (алкоголиком, больным СПИДом, гомосексуалистом, самоубийцей – в зависимости от темы программы) может стать каждый».

А ведь это, как мы теперь поняли, тоже постмодернизм, поскольку отрицается идея цельности человека! Раз каждый может стать наркоманом, алкоголиком или гомосексуалистом, значит, не важно, в какой семье ты растешь, чему учишься, с кем общаешься, во что веришь. Человек – произвольный набор элементов, эти элементы могут в любой момент поменяться и, соответственно, поменять человека. Образ лишен не только целостности, не только внутреннего стержня, но и какого-либо постоянства. А ведь это страшное покушение на человека! На человека как на образ и подобие Божие, ибо Господь, по словам апостола Павла, вчера, сегодня и вовеки Тот же.  

Поэтому человек – не модульная химера. Да, образ Божий в человеке может быть замутнен грехами, человек может пасть. Но идеал от этого не меняется. «Во мне Себя изображаешь, как солнце в малой капле вод», – писал Державин в оде «Бог». А отсутствие идеала – кредо постмодернизма: там идеала нет, не может и не должно быть. Поэтому создание модульного человека на самом деле – уничтожение человека. По-научному, дегуманизация. Она заходит уже так далеко, что человека хотят лишить даже признаков пола – того, чем обладает любое животное.

Специалисты по «гендеру» («гендер» – это пол не в биологическом, а в социально-психологическом смысле) продвигают идею, что полов не два, а пять. Кто-то идет дальше и говорит, что восемь. Несколько лет назад некое «оно» заявило в передаче, показанной по французскому телевидению, что выяснять его пол крайне не толерантно, поскольку утром оно может ощущать себя мужчиной, а вечером – женщиной. Этакий гендерный хамелеон.

А киборги, пускай существующие пока только в измышлениях футурологов?! Кто они? Человекоподобные роботы или роботоподобные люди? Постмодернистских вариантов не счесть. Если позволит наука, будут попытки скрестить человека с животными, птицами, растениями. По ту сторону добра и зла позволено все.


«Не назвать ли кошку кошкой?»

Наверное, хватит приводить примеры. Пора ответить на вопрос: что со всем этим делать? На протяжении последних двух десятилетий либеральные идеологи, которых хочется, пренебрегая нормами политкорректности, назвать жуликами, внушали обществу, что ничего делать не надо. У нас свобода. Пусть расцветают все цветы. Ухаживайте за своей клумбой, а что там растет у соседей, вас не касается.

Но жизнь показала, что мирного сосуществования не получается, поскольку постмодернистский чертополох очень агрессивен и отнюдь не ограничивается отведенной ему клумбой. Еще немного – и он полностью заглушит розарий высокого искусства, подлинной культуры, искренних, благородных человеческих чувств. Однако призывы тщательно изучать технологии постмодернизма, чтобы бороться с ним его же оружием, мы считаем не только ошибочными, но и опасными. Это все равно что в борьбе с нечистотами, когда прорвалась канализация, сначала попытаться тщательно изучить их состав. Во-первых, пока изучаешь, эти «вешние воды» зальют все окружающее пространство. А во-вторых, надышавшись миазмами и отравившись, потеряешь силы, необходимые для ассенизационных трудов. Нельзя не вспомнить знаменитое изречение, которое, по слухам, принадлежит Борису Пастернаку: «Я не обязан разбираться в сортах дерьма».

И что же тогда делать? Думаем, действовать следует примерно так. Прежде всего, надо стараться изгнать из жизни дух постмодерна. Не принимать абсурд, выдаваемый за норму, противиться сочетанию не сочетаемого, вернуть на место понятия «верха» и «низа», равно как и установленные Богом границы добра и зла, вернуть целостность образа. Если ты православный, то не поддерживай кощунство и непотребство, не оправдывай эту гнусность словами о творческих поисках и современном искусстве. Если для тебя главное – обогащение, не становись врачом, не позорь профессию. Если ты министр образования, не вводи новшеств, способствующих интеллектуальной и нравственной деградации детей. И, наоборот, если ты отчаянно материшься, спишь с кем попало, напиваешься до беспамятства, то и соответствуй образу. Зачем тебе учиться в вузе, тратить деньги на модную одежду и дорогую косметику? Ходи грязная, оборванная, нечесаная. Ты же имитируешь поведение именно таких женщин. Ну, так соответствуй. А лучше, раз ты студентка, веди себя не как привокзальная шлюха, а как приличная девушка, получающая высшее образование.

В уже упомянутом очерке «Пицца-тройка», говоря про культурный сдвиг, или, по-немецки, «феррукт», мы, помнится, привели образ квартиры. Поскольку сдвиг был тогда, в 1990-е, еще не очень заметным, он метафорически описывался нами так: «Представьте себе, что в вашей квартире без вашего ведома кто-то что-то поменял: подвинул мебель, сменил обои и занавески. Вы приходите и не можете понять, куда вы попали. Ваша это квартира или уже не ваша?»

Ныне детали приведенной метафоры несколько устарели. Но если ее, эту метафору, обновить с учетом происшедших изменений, мы вернемся в квартиру, где «подвижки» носят, мягко говоря, более капитальный характер: кухонная плита уже не на кухне, а в спальне, зеркало прибито к потолку, в книжном шкафу кастрюли. А в центре интерьера – обеденный стол, на котором стоит унитаз. Наверное, у «дизайнера» есть еще много идей, но пора положить конец их реализации, иначе конец придет нам самим, потому что жить в такой квартире (в таком мире) попросту невозможно. Не лучше ли все расставить по своим местам, не дожидаясь еще более экстравагантных решений?

Восстановление понятий «верха» и «низа», возвращение целостности образа поможет этому процессу. И тогда вор будет сидеть в тюрьме, а не занимать кресло высокопоставленного чиновника, извращенцы либо тоже понесут заслуженное наказание, либо получат квалифицированную психологическую или психиатрическую помощь, но уж никак не большие денежные премии и лауреатские звания за «достижения в области актуального искусства».

Кстати, о премиях. Это второй пункт «программы минимум». Восстановив целостность образа, назвав похабщину похабщиной, а кощунство – кощунством, нужно перестать оплачивать их из государственных средств и предоставлять кощунникам и хулиганам площадки для демонстрации их безобразий: театры, выставочные залы, музеи, консерватории. Государство тоже должно восстановить целостность своего образа и защищать народ не только от политического экстремизма, но и от культурно-нравственного терроризма. А как иначе назвать подстрекательский спектакль «Отморозки», в котором действующие лица (молодежь) устраивают на сцене «оранжевые» беспорядки: расшвыривают ограждения, нападают на ОМОНовцев? Или хамскую постановку под названием «Берлуспутин»? Ее сюжет: Берлускони, приехавший в гости к Путину, погибает от рук наемных убийц, а раненному в голову, но чудом оставшемуся в живых президенту России пересаживают мозг Берлускони. Очнувшийся гибрид, глядя на бедственное положение страны, в ужасе восклицает: «Неужели это я сделал?» Спектакль выдвинули на главную (!) театральную премию страны «Золотая маска»-2013 (вкупе с оперным спектаклем Бриттена по пьесе Шекспира «Сон в летнюю ночь», где действие происходит в закрытом английском лицее, в котором преподают учителя-педофилы). А спектакль «Отморозки» уже стал лауреатом «Золотой маски»-2012 – в разгар «оранжевых» событий! Доказало свою приверженность постмодернистскому искусству и Министерство культуры, наградив в 2011 году премией в 400 тысяч рублей арт-группу «Война» за нарисованный на Литейном мосту 65-метровый фаллос. «Концепт» художников заключался в том, что при разведении моста рисунок вставал во весь рост напротив питерского Управления ФСБ.

Если государство будет и дальше действовать в русле того же постмодернизма: с одной стороны, укреплять обороноспособность, а с другой – щедро субсидировать пропаганду сексуальной и политической анархии, которая выдается за современное искусство, – то эти, по выражению крупнейшего социолога XX века Питирима Сорокина, «демоны-близнецы» взорвут страну изнутри. И тогда внешнему врагу не придется прибегать к ковровым бомбардировкам. «Демоны-близнецы» услужливо расчистят территорию и даже выстелют ее ковровой дорожкой.

В нашей «программе-минимум» есть еще и третий пункт. Но без осуществления второго он недостаточно эффективен. Гениальный сказочник и философ Г.Х. Андерсен написал когда-то сказку «Голый король». Конечно, она была и тогда актуальна: бездари, выдающие свою творческую наготу за новое, доселе невиданное платье, были всегда. Но XIX век все же не XXI-й. Сейчас эта сказка воспринимается как пророчество. Мы живем во времени, когда происходит пир, или, точнее сказать, шабаш голых королей. Только они не просто голые, а с ног до головы обмазанные нечистотами. И соревнуются друг с другом в том, чьи нечистоты зловонней. Андерсен призывал над голым королем посмеяться. Помните? У него младенец глаголет истину – мальчик в толпе выкрикивает, что король-то голый, и все сразу видят: да, и вправду голый! Вот потеха!

Сегодняшняя ситуация гораздо серьезней и страшнее. Смейся не смейся, а если государственная поддержка кощунств, извращений и призывов к политическому экстремизму будет продолжаться, найдется немало падких до денег и славы людей, которые пожелают принять участие в шабаше. Да и смешного, честно говоря, в кощунстве, педофилии и прочих мерзостях, о которых срамно и глаголати, ничего нет. Святитель Филарет Московский призывалгнушаться врагами Божиими. Тогда, лишившись государственного покровительства и общественного внимания, лукавые духи постмодерна исчезнут, «яко исчезает дым», забьются в щели, крысиные норы и подвалы. И будут уже не так опасны, как когда их водружают на пьедесталы, выводят на авансцену и начинают жить по их указке.

Жизнь – не место для шабаша «голых королей»!

Ирина Медведева, Татьяна Шишова
Православие.ру