[17.12.2015] «Самое важное, что получает протестант в Православии, – это Церковь»

Мы продолжаем знакомить наших читателей с программой телеканала «Спас» «Мой путь к Богу», в которой священник Георгий Максимов встречается с людьми, обратившимися в Православие. Гость сегодняшней программы – священник Игорь Зырянов. Его путь к Богу начался еще в ранней юности, но проходил в стороне от Церкви: в течение 18 лет он был протестантом, из них 12 лет – пастором общины пятидесятников, активным миссионером. Несколько лет назад он и его община перешли в Православие. О том, как это важно – пребывать в подлинной Церкви, что мешает протестантам понять суть православного учения и как эти затруднения можно преодолеть, о полноте православных молитв и «даре говорения на языках» – беседа с ним.

Священник Георгий Максимов: Здравствуйте, в эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас в студии отец Игорь Зырянов из Иркутской епархии. Раскрою сразу секрет: отец Игорь 18 лет был протестантом, пятидесятником. Из них 12 лет – пастором. Отец Игорь, интересно было бы узнать о вашем духовном пути. С чего он начался, и как вы оказались среди протестантов?

Священник Игорь Зырянов: Это было достаточно давно. Шел 1992 год, и в то время в нашем городе Усть-Кут не было ни одного православного храма.

А мой путь к Богу начался со школы, и это был в первую очередь внутренний поиск смысла жизни. Беспокоил не столько вопрос «Зачем мы живем?», сколько «Что мы можем противопоставить смерти?» Потому что смерть перечеркивает всю нашу жизнь, полностью. И тогда я в первый раз прочитал Евангелие, подаренное мне старшим братом, который потом тоже стал протестантским пастором, а сейчас он также православный священник.

Однажды я на улице познакомился с протестантским пастором, он пригласил меня к себе. И когда мы с ним встретились, он, открыв Священное Писание, рассказал мне, что так жить нельзя, вот это делать нельзя – не потому, что это предписывает какой-то отвлеченный закон, а потому, что мы тем самым оскорбляем Бога. Для меня как-то не стоял вопрос: «Служить Богу или не служить?» Потому что это все равно что ребенку сказать: «У тебя есть свобода выбора: ты можешь идти и жить в канализации или жить с родителями». Такой выбор не стоит перед ребенком. Также для меня было само собой разумеющимся, что если существует Бог, то мы должны Ему служить, потому что Он нас сотворил.

В то время я не задумывался вообще, есть ли какая-то разница между нами, протестантами, и Православной Церковью. Я сразу стал принимать активное участие в жизни общины, проповедовать, читать Священное Писание и делиться с людьми рассказами о Боге, много ездить. С 1992 года у меня был такой путь. Потом, в 1996 году, я, уже будучи женатым человеком, поехал как миссионер, как пастор на место, где компактно проживают западные буряты. Это Усть-Ордынский Бурятский автономный округ, село Баяндай: там мы начали основывать протестантскую общину. Со временем я понял, что моя жизнь будет проходить среди коренных народов Сибири, коих 42 от Урала до Дальнего Востока. И большинство из них, конечно же, были обделены вниманием миссионеров, не знали христианского просвещения.

В 2001 году мы основали миссию «Every nations» («Каждый народ»), целью которой было донести Евангелие до народов Сибири на их языке. Мы брали тексты, переводили их, записывали, издавали диски, эти диски распространялись среди различных протестантских общин. И таким образом наша работа приняла межденоминационный характер. И, наверное, это была первая ступенька той лестницы, которая в конце концов привела меня в Православие.

Отец Георгий: А как в то время вы воспринимали Православие? Одно дело – начало 1990-х годов, но к 2000-м, наверное, уже сложно было не видеть, что Православная Церковь тоже есть и она становится значимой. Или же это было не заметно для вашего тогдашнего окружения?

Отец Игорь: Очень хороший вопрос. Потому что там, где мы работали, – среди коренных народов Сибири – не было видно православных, к сожалению.

Отец Георгий: Да, жаль.

Отец Игорь: В Баяндае только сейчас строится православный храм. Во всем Бурятском автономном округе у нас сейчас примерно 22 прихода, и не у каждого из них есть свой храм. А населенных пунктов там порядка 240. Конечно, в этих местах немного народу живет – примерно 150 тысяч человек, но приходов все равно мало.

Тогда же, когда мы ездили к эвенкам, эвенам, тофаларам, кетам, нганасанам, селькупам, мы не встречались с православными. Но стоит добавить, что в то время люди, с которыми мы были знакомы, на авторитет которых опирались – а это в основном были зарубежные пасторы, – относились очень негативно к Православной Церкви, к сожалению. И все проповеди, в которых упоминалось Православие, были направлены против него: что, мол, это идолопоклонство. И выходило, что православные храмы – это практически храмы сатане. И я даже знаю, что протестантские общины собирались и молились против православных храмов – чтобы они в конце концов были разрушены. Даже до этого доходило. Такое вот было противостояние.

А лично я, так получилось, жил как будто в параллельном мире, не пересекаясь нигде с православным миром и не встречаясь с глубоко воцерковленными православными людьми, которые могли бы мне что-нибудь рассказать о Православии.

Отец Георгий: И как же произошло ваше знакомство с Православной Церковью, если у вас в протестантизме было большое, яркое и интересное дело и уже выработалось некое предубеждение против Православия?

Отец Игорь: Мы всегда осознавали, что Евангелие должно звучать в каждом народе не только на их языке, но и в понятной им культуре. То есть оно должно быть вписано, вшито в культуру этого народа. Чтобы это была их весть о Христе. Если говорить о бурятах, то это, например, эпос о Гэсэре, который очень похож на повествование Нового Завета. Бурятские шаманы совершают жертвоприношения, которые один в один как в Священном Писании в книге Исход. Мы изучали культуры коренных народов, набирали факты.

Через какое-то время мы, уже живя в Красноярске, организовали небольшую общину, все члены которой были русскими. И мы задались вопросом: «А как же русским проповедовать, на какой культуре строить миссию?» И ответ невольно прозвучал: «На православной». И я подумал: «Я ничего не знаю о православном мире. Вообще ничего не знаю, что это такое. Это христианство, но какое-то странное». Мне было удивительно.

Немного позднее, когда мы переехали в Улан-Удэ, чтобы там основать общину, я в первый раз сходил в православный храм. Пришел, постоял, посмотрел. Меня впечатлило очень сильно. Я купил книжки святого Иоанна Кронштадтского, владыки Антония Сурожского и еще какую-то третью. Когда стал их читать, пережил настоящее потрясение – увидел глубину и здравомыслие, отсутствие «воды», которой так много в американских протестантских книгах. А здесь всё так сжато, всё так серьезно, что не просто можно читать, а нужно изучать, углубляться. Мне это очень понравилось, и я стал больше читать, больше изучать, больше углубляться.

И, конечно, передо мной всё еще стоял серьезный вопрос, который меня мучил с самого начала моей протестантской жизни. Это вопрос: «Что есть Церковь?» Он возник, еще когда я встречался с различными общинами, которые утверждали, что они есть Церковь. Это сейчас в протестантском мире стала популярной и распространилась практически везде теория ветвей, когда говорят: «Да мы все, верующие во Христа, – это Церковь, только разные ее ветви». Так они говорят сейчас. Но я прекрасно помню, что в 1992-м такого не было. Пятидесятники бились с баптистами и говорили: «Мы – Церковь!» Те возражали: «Нет, это мы – Церковь!» – «Вы идете в ад!» – «Нет, вы идете в ад!» Были серьезные баталии. Харизматы говорили: «Все, кто не говорит на языках, не танцует… – и далее по списку, – не имеют Духа Святого, и поэтому они не могут наследовать Царство Божие». Каждый утверждал, что только они есть Церковь. Это я всё застал. А уже в начале 2000-х благодаря западным пасторам эти углы начали сглаживаться.

Этот вопрос о Церкви у меня оставался. Потому что, например, прилетаем мы в Якутск с семинарами, с дисками на якутском языке проповедовать людям о Христе, чтобы они просто стали христианами – якутскими христианами, но они, уверовав, становятся либо баптистами, или пятидесятниками, или лютеранами, или адвентистами. И нам это очень не нравилось. Мы много обсуждали внутри нашей команды, как же нам все-таки достичь того, чтобы это была просто Церковь Христова, а не община, которая относится к какой-то конкретной деноминации, носит вот этот отпечаток. На этот вопрос мы так и не смогли найти ответа.

Но постепенно я всё больше черпал из Православия. Уже вовсю проповедовал о страстях греховных, чего в протестантизме нет и в помине, проповедовал о других идеях, которые почерпнул из православных книг. Наша община начала изучать православное учение о греховных страстях, и нас это потрясло, мы обнаружили просто океан, огромную глубину, место, где можно расти духовно и освящаться. Я сам для себя анализировал, проверял, пытался ввести что-то вроде покаяния. Я уже видел в этом огромную необходимость.

И вот однажды я читал очередную православную книгу… Этот момент очень хорошо въелся мне в память. Я эту книгу отложил, встал… и вдруг вспомнил отрывок из Священного Писания, где Христос говорит: «Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим; или признайте дерево худым и плод его худым, ибо дерево познается по плоду» (Мф. 12: 31). То есть не может быть так, – говорит Спаситель, – что дерево плохое, а плод хороший. А получалось ведь, что я восхищался духовным опытом православных, но при этом отвергал то, во что они верили. И я вдруг понял, что, читая эти книги, беря из Православия, я уже сделал выбор: я буду только православным. Вот это был такой четкий рубеж для меня.

Хотя после, конечно, был еще целый процесс, потому что мне нужно было, во-первых, найти православных людей, которые бы меня приняли в Православие. Во-вторых, все наши общины и наше дело, которое мы развили достаточно хорошо, – как быть с ними? Это был второй вопрос. Но всё Господь как-то Сам урегулировал. И вот я стал православным.

Отец Георгий: А когда вы своим тогдашним прихожанам сообщили о вашем выборе, как это вам далось? Как это ими было воспринято? Это же не так просто: вчера вы были пастором, а сегодня вы уже православный человек.

Отец Игорь: Это было действительно непросто. Нам помогло то, что мы уже какое-то время изучали православное учение. Само слово «Православие» было на слуху. Второй момент – мы познакомились с замечательным священником отцом Вячеславом Пушкаревым, руководителем миссионерского отдела Иркутской епархии, который очень мягко с нами общался. Он ни разу нас не назвал ни сектантами, ни еще как-то. Приезжал каждое воскресенье на наши собрания. На самом деле вскоре мы уже проводили собрания только ради того, чтобы с ним встретиться. Эти собрания продолжались по пять часов. У нас была огромная куча вопросов, которые мы задавали ему. Он нам подробнейшим образом объяснял или не объяснял. И всё равно это было замечательное общение. Мы видели в нем любовь. Не притворную, а настоящую любовь.

Знаете, я написал рассказ о том, как я пришел к Богу, поместил его в интернете[1]. И в нем я сказал одну фразу, которая вызвала бурю негодования у пасторов. Я сказал, что священники очень сильно отличаются от пасторов. Это действительно так. Потому что тот нравственный уровень, который я вижу в православных священниках, намного выше, чем тот уровень, который я видел у пасторов. Сейчас я уже знаком со многими священниками; конечно, есть и проблемы – ведь это живые люди, есть какие-то трудности – но даже те грехи, в которые впадают иногда священники, несравнимы с тем, что делают протестантские пасторы. Это просто как небо и земля для меня было тогда. И вот это, наверное, вторая причина – живой пример человека, который показал нам красоту Православия. Может быть, если бы не он, то мы и не восприняли бы всё так. Но вот он сумел это сделать.

Хотя были и трудные моменты, когда мой помощник просто-таки кричал: «Я теряю брата! Я теряю друга!» Это был человек образованный, закончивший богословский институт, знающий греческий язык. Он в итоге тоже принял Православие, но пришел совершенно по другой причине.

Отец Георгий: По какой?

Отец Игорь: Мы с ним очень много дискутировали по поводу Предания и Писания. Он стоял на позиции sola Scriptura – только Писание. И тогда мы коснулись вопроса крещения детей. Он привел обычный протестантский аргумент, что крещение есть «обещание Богу доброй совести» (1 Пет. 3: 21), а младенцы обещать ничего не могут, потому и крестить их нельзя. Я говорю: «А ты знаешь, что в церковнославянском тексте написано: это не обещание Богу доброй совести, а наоборот – это просьба у Бога доброй совести тому, кто крестится, чтобы Бог дал ему добрую совесть?» Он говорит: «Не может этого быть». Взял греческий текст, открыл словарь, попытался сам перевести. И обнаружил, что то слово, которое в оригинальном тексте в этом месте стоит, можно перевести и как «обещание», и как «испрашивание». Так где же нам найти указатель, который подскажет, какой из двух вариантов понимания правильный? Для протестанта ответа здесь нет, а для православного всё очень просто. Если мы откроем труды отцов Церкви, писавших в III, IV, V веке… – то увидим, что все они говорят: это испрашивание. Вот оно, Предание. Оно выравнивает наше понимание Священного Писания. Без Предания наш ум легко уходит в разные места.

И больше того: все расколы у протестантов – а протестанты делятся постоянно – основаны именно на этом. То есть какой-то человек внутри протестантской общины, например помощник пастора, вдруг получает то, что называет откровением от Бога на какой-то текст Священного Писания. А пастор с ним категорически не согласен, говорит: «Это не так, это неверно». А тот свое: «Нет, это так» – и отходит и создает свою общину. Таким образом происходит разделение. Потому что нет никакого основания, никакого фундамента, на который каждый из них мог бы сослаться в том, что касается правильного понимания Писания. Нет авторитетов.

Отвергнув Предание, учение святых отцов, протестанты потеряли систему координат, точку отсчета. Без опоры на Предание любое учение можно легко «привязать» к Библии. Для православного же человека Предание – это огромный авторитет.

Тот человек, мой бывший помощник, тоже перешел в Православие, и он сейчас священник. Вообще из нашей общины уже шесть человек стали священниками.

Отец Георгий: Наверное, еще больше перешло в Православие? И, соответственно, кто-то остался мирянином?

Отец Игорь: Да, конечно. В Православие перешла вся наша община и еще некоторые знакомые из других городов, всего где-то около 60 человек. И сейчас мы, по благословению нашего владыки, целенаправленно работаем – поддерживаем протестантов, которые желают перейти в Православие[2]. Уже 120 человек стали православными. Они живут в разных городах России. Многие связываются с нами по интернету или по телефону, спрашивают. Потому что ситуации бывают самые разные, и, к сожалению, много негативных случаев, когда протестанты, искренне интересующиеся Православием, приходя в храм, сталкиваются с не то что непониманием, а даже с открытой неприязнью. Не священников, а людей, которые их встречают в храме: работников свечных лавок и других. К сожалению, такое тоже есть.

Отец Георгий: Да, пока есть такая проблема. Поэтому Святейший Патриарх так ратует за то, чтобы на каждом крупном приходе был штатный миссионер, который бы встречал приходящих должным образом. Но пока это еще далеко не везде есть.

Отче, другой вопрос: как в вашем случае происходило воцерковление? Конечно, вам было легче, потому что вы уже со многим в Православии были знакомы. Но, наверное, какие-то сложности имели место?

Отец Игорь: Я бы сказал, что это было большое приключение. Во-первых, все мы чувствовали огромную поддержку со стороны священства, полное понимание. И мы подолгу беседовали о тех мифах, которые есть у православных о протестантах. И, конечно же, наоборот. Наверное, вот эта открытость священников, какая-то невероятная доброта и огромное терпение сыграли решающую роль. Я сейчас понимаю, чего им стоило, оставив все свои дела, с нами проводить столько времени. Благодаря этому воцерковление для меня не было трудным.

Начав воцерковляться, я понимал, что должен много чего поменять в своем разуме, потому что все мы думаем определенными парадигмами. И вот эти парадигмы должны быть заменены полностью. Я должен был что-то выкинуть, но что-то вместо этого и вставить. И следуя именно такой логике строго – блок за блоком, – мы меняли свое мышление. Почему я говорю «мы»? Потому что я был не один. Зачастую я был инициатором, но я был не один, мы друг друга поддерживали в этом, вся наша община. Например, мы изучали православное учение о спасении. Сравнивали протестантское учение и православное – в чем разница? Для нас это был существенный вопрос. Когда мы задали его священникам, они сказали: «Посмотрите сами». Дали нам названия материалов, мы нашли их и начали читать, изучать, копать. И по другим аспектам так же. Ведь то, что смущает протестантский ум и что они называют идолопоклонством – почитание икон, мощей, – это же просто органичность Православия. Поэтому когда ко мне сейчас подходит протестант и говорит: «Как вы можете поклоняться иконам?» – я отвечаю: «Мы не поклоняемся иконам». Он: «Да, действительно, вы так говорите. У вас записано, что вы не поклоняетесь, но почитаете их. Но на самом-то деле что происходит? Человек подходит, делает поклон. Что, это не поклонение? Целует. Что, разве это не поклонение?» И это мне уже очень легко ему объяснить, потому что я сам это понял.

Отец Георгий: И как вы отвечаете на такой вопрос?

Отец Игорь: Я ему отвечаю, что в Православии все органично, потому что Православие – это взаимоотношения человека и Бога. Ведь если мы с кем-то имеем взаимоотношения, они никогда не строятся на основании какой-то законности. Это выражение любви. Если человек, любящий Христа, подходит к Его иконе, почему он не может совершить поклон или поцеловать ее? Это выражение его любви ко Христу, движение его сердца. Также и с мощами. Как сказал отец Вячеслав, который к нам приезжал, когда его спросили про мощи: «Братия, это же наши отцы. Как нам отцов не почитать?».

Эта центральная линия юридизма протестантизма и органичности Православия проходит красной линией через всё. И если человек сразу понимает это, то он начинает это видеть.

Другой вопрос: где протестант встречается с Христом? И где встречается с Христом православный человек? Понятно, что в Причастии, приобщаясь Телу и Крови Христовым. Но для протестанта это совершенно неочевидно. Он встречается с Христом в книге, в Священном Писании. И те слова, которые сказал Спаситель: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6: 53), – протестанты искажают, говоря, что Плоть и Кровь – это на самом деле Священное Писание. Вот это тоже нужно было заменить для себя.

Но мы видели эти блоки. Например: где мы встречаемся со Христом? Ага, не здесь, а вот здесь. Этот центр тяжести должен быть перенесен. Я думаю, по этой причине некоторые люди, которые приходят в Православие из протестантов, через какое-то время снова уходят, потом опять возвращаются. Потому что они не меняют эти блоки в себе. Они не видят нужду изучать, углубляться – а для протестанта нужно серьезно углубляться в учение, чтобы стать православным, изучать все моменты. Да, это сложно, но оно того стоит.

Некоторым кажется: «Да зачем? Вот человек с улицы, он пил, вел дурной образ жизни. Потом что-то его за сердце схватило – он пришел в храм, исповедовался, причастился. И он ходит, и всё нормально с ним, и ничего ему изучать не надо. А почему я-то должен?» Но здесь разные ситуации. Потому что, в отличие от него, этого «человека с улицы», у нас, бывших протестантов, уже есть определенное богословие и видение, как служить Богу. И мы их должны поменять. Без этого нельзя. Вот в этом и заключалось мое воцерковление. Я видел, сидел, записывал. И мы рассуждали, разбирали со священниками и друг с другом.

Отец Георгий: Лично по вашему опыту, что вошло в вашу жизнь после того, как вы стали православным? И чего не было в вашем религиозном опыте в протестантизме?

Отец Игорь: Здесь, наверное, стоит говорить о двух аспектах. Первый аспект: я был пастором, директором протестантской миссии – и вдруг я теряю всё. А ведь эта работа была смыслом моего существования, я отдал ей 18 лет – большую часть моей взрослой жизни. И что я теперь буду делать? Ведь никто не обещал мне, когда я переходил в Православие, рукоположить меня через какое-то время, допустим, через год, в священника. Такой идеи не было. Хотя я задавал вопрос: «Возможно ли мне быть священником?» – «Ну… возможно. Всем возможно – при соблюдении определенных правил», – был ответ. Но я понимал, что в 1992 году я встретился с Богом, а лучше сказать – Бог Сам нашел меня. Я действительно поверил в Господа Иисуса Христа, в Его искупительную жертву, в воскресение. И, как я думал, пошел за Ним. Но, пойдя за Ним, я оказался вне Церкви.

Огромное количество лет я провел, пытаясь служить Ему, но не зная Его, так как был вне Церкви. И это страшно. Потому что Церковь – ковчег спасения. И этот образ корабля – очень сильный, правильный образ. А я пытался на какой-то палочке переплыть океан, когда есть корабль. Тогда какой вообще смысл моей жизни? Зачем это все было, если не ведет к спасению? И поэтому, когда меня приняли в Православную Церковь, я был счастлив и готов быть просто мирянином, лишь бы в Церкви. Такое было у меня решение.

Я по профессии фотограф, и стал просто заниматься фотографией. И такое спокойствие наступило в нашей семье, мир такой! Моя жена до сих пор вспоминает это время, говорит иногда: «Может, стоило остаться фотографом?»

Это понимание, что ты в Церкви, – дороже всего. И сейчас я смотрю на других людей, ставших православными, и вижу, насколько они ценят Церковь. И, знаете, абсолютно не важно, что, может быть, у корабля Церкви где-то мачта подгнила, или доска проломилась, или еще какие-то проблемы, – это всё такие пустяки. Самое главное – Кто капитан. Если это понимаешь, ты защищен от искушений и проблем. Для протестанта, который перешел в Православие и понял ценность Церкви, это все ерунда. Какая-то церковная политика, какие-то слухи, какие-то брожения в Церкви для человека, который изначально был православным, может быть, очень болезненны, а нам это безразлично. Мы понимаем, что идеального ничего не может быть, потому что все мы люди. Нам не важно, если что-то у находящихся в Церкви людей не так, когда мы знаем, что это подлинная Церковь.

Отец Георгий: Из посланий апостола Павла видно, что и Церковь апостольских времен тоже сталкивалась с вызовами, с проблемами, с нравственными падениями отдельных ее членов. Спаситель сказал: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мк. 2: 17). А Церковь – это, собственно говоря, лечебница, больница. И люди, которые приходят в нее, не являются изначально святыми, это люди в процессе выздоровления. Процесс этот не простой, и застарелые болезни могут возвращаться.

Отец Игорь: Так что, наверное, это самое важное, что получает в Православии протестант: он получает Церковь.

Отец Георгий: Вы упомянули два момента. А второй какой?

Отец Игорь: Священство. Кто такой пастор? Это человек, в большинстве случаев абсолютно бескорыстный, который пожертвовал практически всем для того, чтобы проповедовать людям Евангелие. В общем-то, мотивы у протестантских пасторов хорошие и правильные. Но они оказались не там. И у них нет никаких инструментов, чтобы пасти людей. Когда я стал священником через какое-то время, однажды мне задали вопрос: «Чем отличается служение пастора от служения священника»? И я сказал так: «Тем, что священник может не только говорить о чем-то – он может это и сделать». Речь идет о Таинствах. И если пастор может только говорить: «Давайте откажемся от греха, давайте отбросим это», то священник может исповедовать. И это настолько удивительное действие! У протестантов есть акт покаяния, но нет Таинства исповеди, благодаря которому грех человека врачуется, верующий освобождается от его власти.

Есть такая поговорка: когда человек живет среди гор, он перестает замечать их красоту. Для православных исповедь – обычная вещь, а для протестанта, пришедшего в Православие, – это Таинство настолько остро, так зажигается ярко: «Исповедь есть! Ничего себе! Как замечательно!» И даже до сих пор, когда я исповедую кого-нибудь из священников, из бывших протестантов, многие говорят: «Господи, как замечательно, что есть исповедь, что есть это Таинство!» И все остальные Таинства тоже! Крещение, венчание. Что делает пастор? Он просто благословил, помолился, как мог, за брачующихся. А здесь целое Таинство.

Или Таинство Причастия Тела и Крови Господних, когда мы можем прикоснуться не просто к символам, не к книге, а непосредственно ко Христу. Если об этом серьезно размышлять, то это выносит нас в такие мысли невероятные, в такой восторг неописуемый, что слезы начинают течь. Потому что ты даже не можешь до конца понять, что Бог – Сам Бог! – дает тебе Тело и Кровь, чтобы ты вкушал и становился причастником Его. Как это? Это невероятно. Но это есть. Вот оно, в Церкви оно существует. Уже столько лет! А мы где-то ходили и этого ничего не имели. Это же страшно. Вот второе, что получает бывший протестант, ставший православным священником.

Отец Георгий: А помогло ли вам Православие что-то новое понять о себе самом?

Отец Игорь: Да. Когда я был протестантом, то был уверен, что свят. Я просто исповедовал те грехи, которые совершал, и шел дальше – вел так называемую «жизнь в победе». Когда же стал православным, то увидел свое настоящее лицо. Понял, что я лицемерный, гордый, лукавый, тщеславный… Это, конечно, разочаровало и в себе, и в протестантизме как учении. В Православии же я обрел серьезное подспорье, помощь от Бога в избавлении от моих грехов – через Таинства исповеди и причастия. Чем дольше я православный, тем больше вижу испорченность своей натуры. Но это знание дает мне повод еще больше смиряться пред Богом, искать Его лица и стараться меняться.

Отец Георгий: Отче, вы были среди пятидесятников. А пятидесятники, как и неопятидесятники, конечно, скажут: «А как же дар языков? Вот у нас есть дар языков, а у православных этого нет». Как бы вы ответили на такой вопрос?

Отец Игорь: На самом деле всё оказалось гораздо проще, чем я ожидал. Когда мы переходили в Православие, мы этот вопрос постоянно оставляли в стороне. Из истории мы знаем, что этот дар уже очень рано перестал проявляться в Церкви с такой интенсивностью, какая была в апостольские времена. А в начале ХХ века в США на Азуза-стрит в Лос-Анджелесе появился проповедник Сеймур, который учил о «даре языков», возлагал руки – и люди начинали говорить какими-то странными словами. Так появилось это у пятидесятников. Были проведены исследования лингвистами. А лингвисты могут определить, язык это или не язык, имеет ли это структуру языка. И были записаны «говорения на языках» в разных пятидесятнических общинах. Когда лингвисты проанализировали эти записи, они сказали: «Это вообще не язык, это цикличное повторение одних и тех же звуков и фраз».

Отец Георгий: Да, это было убедительно доказано такими исследователями, как Ю. Нид, У. Уолфрам, В. Самарин и другие. Но вы лично, наверное, все-таки привыкли к этому говорению за столько лет?

Отец Игорь: Я, конечно же, говорил на так называемых «иных языках». Но для меня этот вопрос был решен удивительным образом. Я начал молиться по Молитвослову, и меня это так захватило! У протестантов есть такое слово – «промолиться». Это когда человек молится-молится и наконец чувствует, что сказал всё, что хотел. Это занимает часа два-три. Молится и на «языках», и своими словами. Так вот, я брал утреннее правило, просто прочитывал его по Молитвослову и чувствовал, что я лучше промолился, чем когда бы то ни было. Вот такое удивительное чувство у меня было. Я молился с особым удовольствием. Удивляла содержательность и духовная полнота молитв. И дней через десять я вдруг вспомнил, что все это время не говорил языками ни разу. Думаю: «Да. Ну и ладно, и не буду дальше». Вот так это случилось. И для большинства людей оно так и проходит. Просто остается в стороне. Мы даже об этом не разговариваем особо. Несмотря на то, что в пятидесятничестве это так позиционируется, и так много об этом говорят, и такие усилия прилагают для продвижения глоссолалии, она почему-то очень легко отваливается от человека. Гораздо легче, чем всё остальное. В действительности это какая-то поверхностная вещь, которая не имеет глубоких корней в человеке. Кто у нас ни переходил в Православие, никто не имел с этим проблем. Все легко от этого как-то… я бы даже не хотел сказать «освобождались». Они не освобождались, они просто прекращали это делать.

Отец Георгий: Знаете, у меня эта глоссолалия пятидесятников всегда вызывала такой вопрос. Как мы знаем, у апостолов-то по описаниям в книге Деяний эти языки были настоящие, так что их иностранцы могли понимать. Но, насколько я знаю, проповедники пятидесятнических и неопятидесятнических общин из-за рубежа, приезжающие к нам, в Россию, несмотря на то, что говорят, будто имеют дар языков, берут переводчиков. Были ли у вас такие проповедники, которые, приезжая из США, вдруг могли без подготовки, без изучения языка заранее, говорить на русском благодаря «дару языков»? Хотя бы один?

Отец Игорь: Нет, конечно. Люди просто говорят непонятные слова, а другой человек их может «истолковывать». Или сам этот человек может истолковывать. Разумеется, это не проверяемо никаким образом. Я считаю, что это просто психофизическое действие человека. В действительности это похоже на восточные практики.

Отец Георгий: Да, глоссолалия есть в шаманских практиках[3].

Отец Игорь: Я думаю, что в глоссолалии человек изливает свою душу, изливает реально, отдает свое сердце Господу, направляет его к Богу. Но это просто психофизическое действие. Это не является никаким даром Духа Святого. Это обман.

Отец Георгий: Доказано, что, собственно говоря, это не дар, а приобретенное поведение. То есть глоссолалии можно научиться.

Отец Игорь: Всех пятидесятников приводит в замешательство, когда мы говорим о людях, которые были верующими, протестантами, затем ушли в мир, впали в грех, но продолжают говорить «на языках». Например, наркоманы, побывавшие в реабилитационных центрах протестантов, но вновь ставшие наркозависимыми, под воздействием наркотиков продолжают говорить на «иных языках». Так где же Дух Святой? Но, будучи протестантом, об этом не задумываешься.

Отец Георгий: При этом стоит добавить, что в Православии настоящий дар языков, как было у апостолов, сохранился, хотя и проявляется очень редко. Например, у преподобного Паисия Святогорца был этот дар. Известно о двух случаях, когда он говорил по-французски с французами, и еще о двух, когда он говорил по-английски с паломниками из англоязычных стран, – во всех случаях не было переводчика, но у людей действительно была нужда в разговоре, и Дух Святой давал старцу дар совершенно говорить на их языке, хотя сам он говорил только по-гречески и никогда других языков не учил. А в XIX веке такой же дар языков был отмечен очевидцами у другого афонского подвижника – схимонаха Мартиниана[4]. Известны и иные такие случаи. Так что апостольский дар языков в Православии не исчез, но дается он только людям, действительно очистившим сердце, и тогда, когда это духовно необходимо. И это не имеет ничего общего с глоссолалией.

Дорогой отец Игорь, спасибо большое за ваш рассказ. Конечно, хотелось бы побеседовать больше, в том числе о миссии среди народов нашего Севера. Желаю вам помощи Божией в вашем труде и благодарю за участие в нашей передаче.

Со священником Игорем Зыряновым
беседовал священник Георгий Максимов
Православие.ру

1 http://www.pravoslavie.ru/38208.html.

2 Отец Игорь возглавляет Информационно-консультационный центр во имя святителя Иоанна Златоуста «Путь к дому» в Иркутской епархии. В настоящее время благодаря центру уже около 200 протестантов приняли Православие. Сайт центра: http://put-domoy.veruyu.ru/.

3 «Ф.Д. Гудман принимала участие в углубленных исследованиях глоссолалии. Она сообщает, что глоссолалия наблюдается у “эскимосов, саами, чукчей, остяков, якутов и эвенков, которые в своих ритуалах пользуются тайным языком, представляющим собой смесь бессмысленных слогов и национального языка”. Существует множество примеров лишенных логики звуков, или глоссолалии, на всех континентах в рамках национальных религий… Л.К. Мэй отмечает, что глоссолалия в нехристианских религиях встречается в “Малайзии, Индонезии, Сибири, Арктических районах, Китае, Японии, Корее, Аравии, Бирме и в других местах”. Также активно она присутствует в африканских племенных религиях» (http://nauka.bible.com.ua/tongues/tong1.htm).

4 «В то же время в Руссике жил схимонах о. Мартиниан, грек, в совершенном послушании и в отсечении своей воли, и сделался незлобив как младенец. Такую имел любовь ко всем, что за всех душу свою полагал и всех немощи на себя принимал… Русского языка он не знал, но часто нас, русских, обличал и давал душеполезные наставления. Иногда по-русски говорил так, что и русскому так не сказать, а после опять ничего не понимал по-русски, так что мы очень удивлялись». – Антоний Святогорец, иеромонах. Жизнеописания афонских подвижников XIX века // http://www.russian-inok.org/books/afonskie.html.