[20.03.2019] Церковь и постмодерн

Человек создан по образу и подобию Божию. А в чём именно они заключаются и когда человек теряет это подобие и перестаёт быть человеком? В средние века считали, что …в бороде, точнее в её отсутствии. Ведь если Бог создал тебя с бородой, а ты её сбриваешь, уж не хочешь ли ты поправить Бога? Или вот, например, монахи захотели быть равными ангелам; перестают ли они при этом быть людьми? В современной философской культуре подобное направление мысли называется трансгуманизмом. Попробуем понять, как эти древние размышления помогут решить нам современные проблемы.

В любое время и в любом обществе происходят взаимоисключающие и вместе с тем взаимосвязанные процессы — попытка сохранить старое и стремление к новому. И если первое гарантирует обществу устойчивость и стабильность, то без второго невозможны жизнеспособность и развитие. Консерватизм и модернизм одинаково полезны и нужны для существования, в том числе и церковной общины. Сам Господь наш Иисус Христос говорит в Своей притче о старых и новых мехах и о том, что несоответствие учения и жизни — мехов и вина — может привести к тому, что разрушится первое и станет бесполезным второе. Апостол Павел в своём послании к Коринфянам пишет о духе и мудрости века сего, из чего в более позднее время появляется термин «секуляризация». Поставив себя в некую оппозицию миру, Церковь со страниц Писания заявляет о своей инаковости — мы другие, не такие как вы, — что и светских людей, и самих верующих заставляет задуматься о том, чем же мы от этого мира отличаемся. Изначально Церковь отличалась от мира новым невероятным учением и чудесами. Апостола Павла приглашали, например, в Ареопаг, желая причаститься к новому чудесному знанию, а волхв Симон желал купить у него чудеса.

Христиане были модернистами и в религиозном смысле, отринув ветхозаветный Моисеев закон и живя по благодати и закону совести. Христиане не чурались современных им технических новшеств — пользовались, например, новомодным кодексом (современной нам книгой) вместо привычного свитка Торы, что для своего времени было таким же новшеством, как в нашу эпоху чтение молитв с планшета или телефона.

Однако с течением времени христианство, благодаря дару Константина, стало religio licita, и вместе с дозволением на существование христианская Церковь получила возможность участвовать в общественной жизни и влиять на неё. С одной стороны, это позволило ей преобразовывать общество в духе христианской нравственности и развивать своё учение. С другой, христианство, по определению, ставило себя в оппозицию к язычеству и автоматически вдруг сделалось противником языческой учёности: премудрость мира сего — вражда перед Богом. И это со временем, несмотря на высокое покровительство, не только привело к повсеместному уничтожению античных культурных центров и языческой книжности, но и закрепило в христианском сознании идею об «отмирности» науки и «неотмирности» христианского учения и впоследствии богословия.

Итак, по тем или иным причинам Церковь взяла на себя лишь одну из предложенных в Писании ролей — роль консерваторов, или «старых мехов», что, впрочем, никогда не мешало ей пользоваться практической стороной научного прогресса. Однако если в средние века или в новое время Церковь чаще всего боролась, скорее, с идеологией, с новыми представлениями о мире (о том, как этот мир понимать и интерпретировать), то в новейшее время центром философского осмысления снова сделался сам человек, его природа — то, что в богословии называется «образ Божий».

Чипирование, биомеханическое протезирование, дополненная реальность, смена пола, экстракорпоральное оплодотворение, генная инженерия — вот лишь малая часть того, что принёс человечеству двадцать первый век. Естественно, Церковь сразу же встала на защиту человеческой природы, но одновременно в очередной раз задалась вопросом — в чём же эта человеческая природа заключается? Зададимся этим вопросом и мы.

Христианство, как известно, авраамическая религия, и поэтому в размышлениях о человеческой природе приходит к парадоксальному, с точки зрения других религий, выводам. Так, по свидетельству Еврейской энциклопедии и учёных библеистов, в раннем иудаизме вообще не существовало понятия души или, точнее, души как отдельной от тела сущности. Однако же в субботу,— написано в Талмуде,— верующему иудею посылается дополнительная душа. Что бы это ни значило, человек мыслился как целостное и посюстороннее существо (в могиле — кто будет славить Тебя? — подобные взгляды отчасти заметны и в евангельских текстах: вспомните спор саддукеев и фарисеев о воскресении). Новозаветное учение, хотя и «вернуло» человечеству душу, но тем не менее стало также утверждать, что наши тела не только наследуют воскресение, но и будут иметь равную с ней (душой) славу, или, если точнее, мы воскреснем или изменимся как единое существо.

Преображение тела, преобразование тела, новый человек и ветхий человек — это всё библейские определения, а не термины из словаря трансгуманиста. Природа этого нового человека не такова ведь, какова природа старого. Не значит ли это, что «старый человек» плох? Нет ли тут «улучшения»? Не искажена ли изначальная природа? Нет,— скажет христианин,— не искажена, а напротив исправлена, лишена первоначальной порчи, а образ Божий восстановлен.

Ну, так и мы стремимся исправить ошибки,— возразит учёный трансгуманист...
Однако надо признать, что слова об искажении человеческой природы в Евангелии всё таки есть: иные,— говорит Господь,— исказили себя Царствия ради Небесного.

Эти слова об искажении ради Бога были с охотой восприняты монахами, которые даже взяли себе имя «земных ангелов», как бы переходя в новое — сверхчеловеческое — состояние.

Интересно, что проходя искусы нового равноангельского жития, монахи отметили для себя примерно те же опасности, о которых предупреждают противники трансгуманизма.

Так, например, взявшись бороться со страстями, легко стать человеком вовсе не бесстрастным, а скорее бессердечным, бессовестным и в конце концов бездушным, как это показано в фильме антиутопии «Эквилибриум». А посчитав себя «большим братом», вполне можно под видом благочестия сделаться гонителем братьев меньших — предупреждают нас патерики и Оруэлл.

Оказывается, сделаться биороботом, клоном, бездушным механизмом в духовном смысле было возможно задолго до эпохи постмодерна, что подводит нас к следующему размышлению: в чём же тогда, собственно, заключается сущность человека? Как признать: это — человек, а другой — нет?

Ответ на этот вопрос сродни евангельскому — больше, чем книжник и фарисей — или во просу, что лучше: доброе слово или доброе дело. Иногда и среди благополучия человек глубоко несчастен, но и одно маленькое дело, бывает, стоит тысячи слов.

Выходит, дело не в словах или в делах, а в нашем отношении к другому человеку или ко всем людям, в нашем внимании к их проблемам и уважении личности другого — Божественный кеносис, или Павлово «носите тяготы друг друга». Как бы провидя опасности трансгуманизма, монашеская мудрость советует: принимая ангельский образ, по небрежению не потерять образа человеческого. Да и Сам Христос, желая направить наши мысли в эту сторону, часто подчёркивал, что Он — ben adam, то есть в подлинном смысле человек.

Чего же боятся консерваторы и критики трансчеловеческих нововведений? Чипирования, биомеханических конструкций, генной инженерии, виртуальной реальности…

Чипирование, цифровой паспорт, как та или иная форма электронной идентификации, пугает прежде всего возможностью контроля за человеком. Однако у каждого из нас уже давно есть такое контролирующее устройство — это сотовый телефон: он постоянно передаёт данные о нашем местоположении, скорости, маршруте наших передвижений и даже нашу личную информацию, которую, кстати, мы помещаем туда сами. Но телефон — это пока ещё внешнее устройство; есть уже и другие, внутренние, которые тоже связаны со «всемирной паутиной» и передают о нас информацию. Правда, есть они не у всех, слава Богу,— и это современные кардиостимуляторы. И тут оказывается, что информация, которую они передают, крайне важна для лечения, а самому устройству доверена человеческая жизнь.

Технология эта пока отчасти уникальна, однако уже сейчас внедряются в жизнь прототипы или первые поколения и других медицинских чипированных устройств. Позволит ли религиозный фундаменталист имплантировать себе подобное устройство? Разрешит ли это сделать членам своей семьи? Когда то он молился св. мученику Антипе, страдая от зубной боли, а сейчас идёт к стоматологу и ставит нанотехнологические коронки. Может быть, и за чипом со временем пойдёт, а может, и нет — сложный вопрос.

Другой распространённый страх — киборгизированный человек — например, из старого фильма «Робокоп» или более нового «Суррогаты».

Сама идея замены тех или иных частей тела на искусственные — настолько древняя, что гораздо старше самого христианства. Операции по протезированию конечностей или замене отдельных костей черепа на золотые пластины проводились ещё в древнем Египте (а некоторые учёные предполагают, что ещё раньше). Иной внешний протез — очки — изобрёл итальянец Сальвино Армати. Современный ему монах доминиканец Джордано да Риволто называет это изобретение одним из лучших достижений во всём мире и никогда прежде не существовавшим искусством. Однако его неизвестный собрат написал на могиле изобретателя: «Здесь покоится Сальвино, сын Армато дельи Армати из Флоренции, изобретатель очков. Да простит Господь его грех». Вероятно, брат Джордано не отличался идеальным зрением, а его строгий собрат подобным недостатком не страдал.

Современные нам технологии уже позволяют создавать биомеханические конечности, принимающие электрические импульсы от нервной системы. Такие искусственные руки способны к операциям с мелкой моторикой: пожать руку, взять стакан или ложку, или даже писать и печатать на компьютере. Всё это, как нетрудно догадаться, помогает людям, пострадавшим в определённых инцидентах или от рождения больным.

А что, если заменить не только руку, а всего человека — как в упомянутом выше фильме «Суррогаты»: есть ведь полностью лишённые подвижности люди. Как мы станем относиться к такому полумеханическому андроиду? Можно ли будет совершать над ним таинства, например, исповедовать?

Заменять части человеческого тела можно не только механическим путём. Медицина научилась пересаживать почти все органы, кроме головного мозга. И что же? Этот новый человек — он всё тот же или это теперь два человека? Как сам новый человек себя воспринимает? Этим вопросом вполне серьёзно занимаются современные учёные психологи.

А вот, скажем, человек со свиным сердцем (обычное явление)— он ещё человек или уже от части животное?

Для многих это настолько важно, что они отказываются от операции.

Но если пойти дальше, то человек уже совсем окажется непохожим на человека,— возразит охранитель. Что ж, трудно не согласиться. Подобные люди и сейчас живут рядом с нами, просто их мало — это люди с различными телесными отклонениями. В средние века таким отказывали в человеческом достоинстве, считая либо жертвой связи с дьяволом, либо подкидышами различного рода мистических существ (тех же популярных ныне эльфов!)— такая вот схоластическая антитеза равно ангельскому житию. А вот православный требник относится к ним вполне в духе постмодерна и не отказывает им в человечности: «крещается, аще человек».

Виртуальная среда вызывает опасения прежде всего как средство развлечения и причина нездоровой привязанности. Однако сама идея путешествия по воображаемому миру не нова. Об этом с похвалой или осуждением говорят с момента изобретения книги и особенно книгопечатания. О вреде светских книг на их историческом пути не раз высказывались церковные деятели: сказки, чтение развлекательной литературы, театр — всё это осуждалось и подлежало запрету в тот или иной период. Технология лишь добавила к книжной фантазии новых красок, а компьютеры позволили со участвовать в выдуманных событиях не только в своём воображении. Правда, исследователи говорят, что пик интереса к развлекательной стороне компьютерных технологий остался в прошлом, и сейчас увлекающихся только лишь компьютерными играми среди молодых людей гораздо меньше, чем, например, в девяностые годы.

Встречаются даже и такие, кто не играл в компьютерные игры вообще. Виртуальная реальность постепенно становится скучным и утомительным рабочим местом и в том или ином виде используется для подготовки специалистов (скажем, различных технических специалистов или врачей).

Возвращаясь к приведённой вначале притче о старых и новых мехах, можно сказать, что христианство — одно временно оптимистичная и пессимистичная религия. Она одновременно мечтает о вечном царстве и ожидает скорого конца мира. Такой была она ещё две тысячи лет назад: мы не умрём, но изменимся,— говорит о своём поколении апостол Павел. Такой является она и сейчас. Две тысячи лет назад произнесены были и эти слова, и другие, принадлежавшие апостолу Иоанну, однако мир всё ещё живёт и развивается. И если надеяться, что мир про существует и другие две тысячи лет, то христианству придётся столкнуться не только с проблемами, описанными в статье, но и со многим другим, ныне даже не представимым! И кто знает, может быть именно забота о человеческой душе позволит человеку остаться человеком, под каким бы небом или звёздами он не продолжил своё существование.

Иеромонах Лаврентий (Собко),
кандидат философских наук,
преподаватель Нижегородской духовной семинарии
журнал "Дамаскин" №5(46)