[22.05.2024] Про «ересь русского мира», или как не попасть под собственную анафему

В интернете уже довольно давно ходят призывы к Константинополю осудить то, что называют «ересью русского мира».

Очевидная трудность с таким осуждением в том, что если религиозная поддержка державно-национальных задач и особенно ирредентизма — ересь, то тут Константинополь моментально попадет под свою же анафему.

Но начнем с того, что в выражении «ересь русского мира», первое, что бросается в глаза — это усвоение «ереси» национального характера. Между тем ересь, будучи искажением такой универсальной религии, как христианство, тоже должна носить универсальный характер.

Постулируя национальный характер ереси, вы тем самым приписываете национальный характер ортодоксии. Если вам повезло родиться, кем нужно, и вы не принадлежите к определенной «плохой» национальности, вы не можете впасть в эту ересь.

Правильное национальное происхождение и гражданство становится важным бастионом ортодоксии. Если вы по рождению принадлежите к «эллинскому миру» и человек приятно-смуглявый, вы истинно православный. А если вам не повезло с местом рождения и родным языком (и человек вы неприятно-бледный) — то вы, как минимум, под сильным подозрением.

Арианство, однако, не называют «германской ересью», хотя оно особенно укрепилось у германцев. Ересь и Православие — это не вопрос этничности, подданства или гражданства. Это вопрос определенных представлений о Боге. Ересь не может быть осуждена в качестве «русской», «германской» или «греческой». Она может быть осуждена в только качестве ереси.

Определение каких-то воззрений и практик в качестве «ереси», когда их практикуют люди неправильной национальности, и Православия, когда — правильной, обессмыслило бы само понятие ереси.

* * *

Под «идеологией русского мира» ее противники обычно понимают стремление объединить земли, где преобладает русский язык и культура, некогда бывшие в составе Российской Империи, в одном государстве. Но это — не богословская доктрина. Это доктрина политическая, у нее есть вполне устоявшееся название — ирредентизм.

Итальянец XIX в., скорбящий об отжатых у матери-Италии австрияками, славянами и прочими нехорошими людьми исконных землях, и желающий отжать их обратно — не приверженец ложного богословия. Он приверженец определенной политической доктрины. Венгр, возмущенный вопиющей несправедливостью трианонского договора — тоже. Уж других «героев народа» не будем вспоминать.

И – немаловажно — эллины, предпринявшие в 1920-тые годы попытку (катастрофически неудачную) отжать у турок хотя бы часть бывших своих земель, где было много греческого населения, занимались тем же самым — ирредентизмом, что называлось красивым греческим словом «энозис». Впало ли греческое духовенство, которое с энтузиазмом поддерживало «Великую Идею», в ересь?

Если поддержка ирредентизма с религиозных позиций есть ересь, давайте так и скажем — применительно к русскому, греческому и всем остальным случаям. Тогда, например, кипрский архиепископ Макариос не просто политический деятель, роль которого в трагическом кровопролитии 1963 года является предметом споров — а именно еретик, потому что ирредентистом-то он был несомненным, и именно за это ему памятник поставили. (И те, кто памятник ставили, тоже выходят еретики)

* * *

Но можно сказать, что осуждение «ереси русского мира» есть осуждение смешения Православия и воинствующего национализма. Но тогда тогда давайте так и скажем «ересь религиозного национализма». Нет, в такой формулировке не пойдет? Надо обязательно обозначить, что речь идет именно и только о русском, а не, ни в коем случае, не о каком-нибудь еще национализме?

Теоретически, можно было бы осудить такое смешение вообще, и сказать что-то вроде «Христос послал Апостолов (и их преемников) проповедовать Евангелие всем народам, а не возглавлять борьбу одних народов против других, нет среди нас ни эллина, ни русского, ни украинца, ни американца, но все и во всем — Христос, а если какие епископы оказались вовлечены в национально-политическую борьбу мира сего, то не в этом было их призвание»

Но это было бы огромным, невероятным, сверхъестественным потрясением.

Слишком много епископов будут задним числом записаны в еретики, слишком много памятников придется снести, слишком много фресок закрасить, слишком много икон — заменить, слишком многое в календарях исправить.

Потому что епископ в роли национально-политического вождя, воодушевляющего национальных воинов на бой за национальное дело — это явление не просто обычное, но и прославляемое, причем не только в «русском», но и во всем православном мире. Смешение образов национального героя и святого — это у нас, русских, бывает, но это определенно не с русских началось.

Если вы хотите осудить это как ересь и тяжкую болезнь, то мы знаем, от кого мы ее унаследовали.

Но борцы с «русским миром» (и уж точно Константинополь) никогда ни на что подобное не пойдут. Не только из опасения поссориться с паствой — но и потому что они сами вполне искренне видят Церковь как национальное сообщество, перед которым стоят национальные задачи, и люди вроде митрополита Макариоса, который хотел вернуть Кипр в родную гавань, в их глазах занимались именно тем, чем нужно.

* * *

Можно занять позицию отрицания национализма во имя вселенскости Церкви и евангельского человеколюбия. «Где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол.3:11)

Можно указать на острый контраст между верой в единого Бога, Творца и Искупителя всех людей, и попытками объявить Его союзником в борьбе одной нации против другой. Можно счесть неуместными попытки представить Создателя мироздания инструментом чьих-то чисто посюсторонних политических устремлений.

Эта позиция обладала бы своей богословской и нравственной привлекательностью, и с нее можно было бы возгреметь пророческими обличениями — но Константинополь ее не занимал и никогда не займет. Иначе ему пришлось бы осудить собственную историю — и собственное настоящее.

А осуждение «русского мира» именно как «русского» было бы, в богословском отношении, бессмыслицей. Люди, конечно, постоянно склонны ставить в вину другим то, что себе они ставят в заслугу. Но выдать это за религиозное учительство — нерешаемая задача.

Сергей Львович Худиев
Радонеж